Гек вышел из больницы, сопровождаемый Мамочкой Марго, и снова
занял свою комнату. В любой момент можно было сорваться на север, но Гек решил
погодить: осточертела тюремная да бродячая жизнь, голова еще побаливает к
вечеру, да и Патрик обещал научить полезным приемчикам...
"Приемчикам"... Патрик имел представление о собственных
возможностях, он видел, что в своем кругу, среди тех, кто зарабатывает себе на
жизнь кулаком и пистолетом, ему нет равных по убойным умениям. Но и Патрик не
подозревал полной истины: в тот исторически небольшой период времени на планете
Земля не было человека, который в боевом единоборстве с ним имел бы
преимущественные или хотя бы равные шансы на победу. Иными словами, Патрик был
анонимным и никем не титулованным чемпионом мира по индивидуальному рукопашному
бою. А сюда входило не только искусство размахивать руками и ногами, но и умение
использовать кастеты, палки, ножи, складки местности, уязвимые особенности
противника и ручное огнестрельное оружие. (Я думаю, он боялся на подсознательном
уровне, что его накопленные умение, знания и опыт закончатся вместе с ним, и так
же неосознанно хотел бы их сохранить и передать дальше, вдоль по вектору
времени, в будущее. А для этого ему нужен был настоящий ученик, из тех, кто был
бы ему под стать и по сердцу.)
Помня о своем обещании учить Гека, все объясняя, Патрик
поначалу запутался: одно дело мгновенно реагировать на ситуацию наиболее
рациональным способом, но совсем другое -- объяснить это словами. С ребятами
Дяди Джеймса все было куда проще: сказал -- делают и вопросов не задают. Правда,
и результаты от этого жиденькие... После двух дней обоюдных мучений было решено:
Патрик учит, как умеет, а Гек в любой подходящий для этого момент спрашивает обо
всем, о чем пожелает узнать.
...Бокс, карате, джиу-джитсу, тайные клановые техники ниндзя --
все это фуфло. Не в том смысле, что они ничего не могут, -- некоторые могут, да
еще как! Но их убогость в том, что все они скованы огромным количеством правил,
искажающих условия реального боя... Видел небось: твой любимый Брюс Ли отоварит
нескольких, а потом застынет, словно понос его пробил, и стоит, и ждет
чего-то... "Ий-я!" -- кричать необязательно, да еще мерзким кошачьим голосом, а
вот бить лучше одновременно с выдохом: проверено и измерено. Почему -- я точно
не знаю, может, выдох -- как дирижер в оркестре, когда все мышцы, ответственные
за скорость, точность и силу удара, действуют слаженно... Эти упражнения
развивают гибкость в сочленениях, когда дыхалка устает -- их качай... Дыхалка --
корень, основа всему. Стал задыхаться -- п.., уже не боец!.. С боксерами?
Фрезера? Ну, как тебе сказать... Если надену перчатки и выйду на ринг по ихним
правилам -- забьет как оленя. А если на улице повздорим, даже без подручных
лялек -- я его сделаю, без вопросов... Клей одними руками уработает любого
каратека, несмотря на евонные ноги. Да, на первый взгляд у бокса ограничений
больше, чем у карате, -- ногами биться нельзя. Но руки -- быстрее... Понятное
дело -- с ногами должно быть лучше... А тут дело в том, что карате -- восточное
ремесло, а на Востоке -- никудышные бойцы. Вот бокс -- там бабки на пуды
считают, правильно? Значит, привлекательность большая и желающих пробиться --
полно. Все соревнования -- открытые, происходят часто... Ты качай, качай пресс,
не отвлекайся... Вот, ну проходят, какая разница... Проходят часто. Зрители,
соперники имеют возможность глядеть, сравнивать, учиться. Обмен знаниями
происходит свободно, значит, легче новое узнать и еще на ступеньку подняться.
Мировой опыт доступен каждому. И тренер -- он тренер, а не оракул из пещеры.
Поэтому там наблюдается прогресс, в рамках возможного, конечно. А на Восток
погляди: какие-то древние свитки, техника пьяной обезьяны, стиль скользящего
клитора... Клитора, говорю... Какой-нибудь старый козел живет себе барином,
помыкает стадом полуголодных неграмотных учеников -- да разве он их научит?
Чтобы они лучше него стали? Он только и может, что таинственно кивать на великих
предков. Ну и отсев идет -- остаются не самые лучшие, а самые послушные... и так
в любой восточной школе: остаются самые послушные...
Качаться нужно с умом:
чтобы мышцы были подвижными и крепкими, но не тяжелыми... Правил должно быть
мало, но они должны соблюдаться... Про дыхалку я говорил... Надо четко заучить,
зазубрить, навсегда и несмываемо -- где у человека нервные центры, болевые
точки, кровеносные центры. Вот тут, к примеру, вена ближе к паху: вскроешь -- не
остановишь... И опять глупости -- на, пощупай мои ладони, мышца -- да, но
никакого "топора" нет. Можно сдуру и на яйцах мозоли набить... Кисть у тебя
перестанет быть подвижной и послушной, а эффект -- с гулькин нос. Дурацкий
глиняный кирпич ты, может, и разобьешь, а вот к тридцати у тебя не руки, а
грабли будут. Ты бы еще парафин на костяшки впрыскивал... Ах, видел? Вот, такая
же дурь... Не веришь -- и не надо, значит, вдыхай не прану, а кислород -- тоже
полезно... Бессмысленно: кость -- она и есть кость, ее не накачаешь, накачать
можно только мышцы вокруг... Да, Брюс Ли хорошо движется, но он акробат, он
цирковой, а не боец. И очень легкий, а в бою масса при ударе -- большое дело.
Потому и кастеты изобрели... Удар должен быть рационален. А значит -- почти
всегда -- прям, быстр; крюки и с разворотом -- роскошь, приправы, хотя и
важные... Нельзя, нельзя бездумно заучивать серии приемов: против одного
противника пойдет, а против другого -- нет. Слышал такое выражение -- неудобный
противник, левша там, еще чего-нибудь? Почему неудобный? А потому, что тот же
левша манерой движений не вписывается в твои привычки. А раз привычка есть --
ох, как не легко ее выкорчевать или заменить! Поэтому -- не серии приемов, но,
э-э, понятия нужно, э-э, впитывать, принципы. Тогда ты для всех будешь "левшой",
но не наоборот... Понятия -- не в нашем смысле, а в смысле -- разбираться,
понимать. А заучивать -- только постоянное, основное. Поясняю: против льва я
слабак. Но не потому, что мне сил бы не хватило, нет, -- потому что я человека
заучивал, а не зверя. Я примерно догадываюсь, где у льва болевые точки, но не
знаю, не тренировался на них. И как конечности с позвоночником у него движутся
-- тоже неточно представляю. Но на фиг мне лев -- в зоопарке перед бабой
блеснуть при случае? А человек -- дело другое, он част. А значит, я среди ночи и
в бреду обязан помнить, как проще либо тише его задавить, в зависимости от
цели... Вот так... не прием тут важен -- их много, а принцип, смысловой узел...
Всех тошнит. Этого я не знаю, но обещаю -- притерпишься и попривыкнешь. У одних
с рождения голова не кружится ни от вращения, ни от кувырков, другие -- травят,
чуть что. Однако ручаюсь -- все это заметно тренируемо, у самого в детстве
кружилась... На деньги -- купи хороший атлас по анатомии, на нем все увидим, все
артерии и косточки рассмотрим... Это латыница называется... да и хрен бы с нею.
Главное -- знать, где что, а не то, как обозвать...
Примерно так проходило у них обучение, неделя за неделей, месяц
за месяцем. Патрик словом и делом натаскивал Гека, тренируя его каждый день, да
еще дважды: с утра два часа (обычно с восьми до десяти) и днем (с четырех
пополудни до половины седьмого или в другое свободное время). В тренировку не
входила вечерняя гимнастика и утренняя разминка, проводившиеся самостоятельно.
Гек приучился и полюбил принимать душ утром и после тренировки. Зубы он теперь
чистил только зубным порошком и только при помощи указательного пальца (Патрик
объяснил, что в порошке меньше химии и что палец не только чистит, но и
массирует десны лучше, чем щетка). Патрик, тренируя Гека, неустанно тренировался
и сам: часто они или бок о бок с бешеной скоростью крутили скакалки (Гек
стеснялся поначалу "девчачьего" снаряда), прыгая через них самым разнообразным
скоком, или делали пяти- и десятикилометровые скоростные пробежки вокруг
обширного предпортового кладбища (точнее трех полузаброшенных, вплотную
сомкнутых кладбищ различных конфессий: католической, лютеранской и
константинопольской). Много времени прошло, прежде чем Гек приступил к изучению
именно боевых приемов и ударов: Патрик сумел убедить его, что хороший результат
обучения с лихвой компенсирует кажущуюся задержку в получении образования. По
его замыслу Гек должен был сначала научиться свободно и легко владеть своими
мышцами и рефлексами, левыми и правыми, а потом уже, осторожно и прочными
слоями, накладывать умение. А Гек, несмотря на свои четырнадцать лет, успел уже
подцепить крепкие двигательные привычки... Два месяца, к примеру, Гек вынужден
был есть, читать, манипулировать предметами только с помощью левой руки, а при
прыжках -- всегда использовать не толчковую ногу. Последнее, кстати, довольно
трудно далось Геку.
-- ...Ничего, ты уже почти привык. А дальше круче будет. Гек,
какой глаз у тебя ведущий?
-- Не понимаю, о чем ты, какой глаз?
-- Отставь вертикально указательный палец на всю длину руки.
Направь его так, чтобы он загораживал левый дверной косяк. Теперь по очереди
закрой оба глаза... Палец смещался относительно косяка?
-- Смещался.
-- Какой глаз при этом закрывал?
Гек сразу не обратил на это внимания и теперь перепроверил:
-- Ле... О, правый!
-- Стандарт. А мы сделаем невозможное -- левый сделаем ведущим.
-- А что, трудно, что ли? Разница-то какая?
-- Один тип объяснял мне, что невозможно, мол, что причина -- в
мозгах, в разных полушариях дело. Но я у себя сумел -- и ты сумеешь -- мышцу в
полушариях накачать. Сумеешь... А дальше -- опять круче будет. Один достойнейший
чувак, из косоглазых, кстати, э-э, по фамилии Ошима, показывал мне, как можно
преодолевать боль, когда шары под лоб и кажется, что сейчас умрешь. А
оказывается, можно преодолеть предельную боль, отключиться от нее, уйти в
астрал. Знатная вещь, надо отдать ему должное... но мучительная. Согласишься
вытерпеть -- покажу и научу. Лично я терпел и не жалею...
И Гек терпел все "измывательства" Патрика, поскольку тот,
во-первых, верный обещанию, в силу собственного разумения терпеливо объяснял
Геку что к чему, а во-вторых, третьих и сотых он, не колеблясь, и сам, наравне с
Геком, добровольно подвергался всем утомительным, а порою болезненным
процедурам. Кое-что Гек, помимо Патриковых объяснений, додумывал сам. В этом ему
здорово помогали знания, полученные от Ванов: тюремная мудрость урочьих
поколений порою удивительнейшим образом смыкалась и переплеталась с дисциплиной,
преподаваемой Патриком. Так, например, контроль над болевым порогом был очень
похож на регулировку частоты сердцебиения и силы потоотделения, которым он
обучился у Варлака безо всякого астрала, а искусство мастырок обогащалось
конкретным знанием анатомии.
Когда Патрик в очередной раз сорвался в запой, Гек целую неделю
чувствовал себя неприкаянным и ругательски ругал рыжего дебила и недоноска
Патрика. Однажды, на четвертый день, он, по поручению Мамочки Марго, занес ему
на дом продукты. Кошмар -- не то слово! Сердце его переполнилось жалостью и
омерзением, когда он увидел кисельную тупую образину, в полном одиночестве
сидящую перед следующим по порядку "фугасом" неизменного "Дженнисена"... Как это
дерьмо не похоже было на трезвого Патрика...
-- Патрик, ты дурак, что ли, в натуре? Ты бы себя видел
тогда... Ну не пей, а? Патрик?
-- От...ись! Давай-ка разломим косую на двоих, в умеренном
темпе, руки на весу (сделаем по пятьсот приседаний)!
Наконец дошло дело и до "специфики", как это называл Патрик.
Конечно, и Патрик, и Гек жили не только тренировками -- работа
была у каждого, у Патрика побольше, у Гека поменьше. Гек по-прежнему дежурил раз
в неделю, плюс к этому по прямому указанию Дяди Джеймса регулярно становился на
стрему, дозором прикрывал ребят во время опасных дел (разных -- выгрузка
"товара", налет на конкурентов и т. п). Получал он за участие отдельно и
нерегулярно, но в общем и целом, с основной ставкой, выходило под восемьсот
талеров, а это -- зарплата взрослого крючника в порту!
Дядя Джеймс так и не потеплел к Геку, хотя и не придирался к
нему, все как бы приглядывался...
"Специфика" шла на удивление успешно: Гек ухватывал на лету и
очень точно. Правда, видеть себя со стороны, а значит, адекватно ощутить это Гек
не мог. А Патрик, крайне скупой на похвалы, не хотел портить Малька
комплиментами... Раз в две недели примерно он выводил Гека "на практику" -- чаще
всего в нехорошие, с дурной славой места. Поначалу Гек выступал исключительно
как статист: он должен был "смотреть и видеть", а Патрик, соответственно,
показывать. Один раз это мог быть хулиганский шалман в противоположном конце
города, другой раз -- городской парк-сквер, ночной "клуб"
наркоманов-гопстопников... Гек привыкал не терять присутствия духа, вычленять
самого опасного, сторожить внезапности, не бояться численного преимущества и
крови. Патрик особенно любил распространяться о чистых и бескровных победах, и
действительно -- рука, когда он этого хотел, была у него легкая. Но случалась у
него и кровь, случались и покойники -- в ночных делах всего не предусмотришь...
-- Слышишь, Патрик, ну ты сегодня как ангел прям-таки: пощадил
беззащитного калеку! Хотя до тебя, по правде сказать, он и калекой-то не был...
-- Малек, соскучился ты, я вижу, по пиявкам! Сколько этих
шуршиков в парадняке скрылось?.. На одного ошибся -- трое их было. Один множим
на сто -- сто раз отжаться, па-апрошу! Что щеришься -- уговор дороже денег...
И снова пришла осень. Прозрачный порывистый апрель пинками гнал
листву по тротуарам и аллеям, а то курлыкал откуда-то с неба или похрустывал
свежими льдинками в уцелевших лужицах. Геку стукнуло пятнадцать. За это время он
успел влюбиться в двадцатитрехлетнюю Риту из девятого номера и потерять
невинность в ее опытных объятиях. К этому времени Патрик, под своим неусыпным
контролем, два раза выводил Гека на "практику", причем практиковался Гек, Патрик
только подстраховывал. Разумеется, условия были соответственно менее сложными,
менее опасными. Оба раза Гек с блеском задания выполнял: сначала задирал уличную
подростковую шпану, потом отрабатывал удары и ориентировку на местности. Однако
Патрик, верный своему правилу, не давал своему питомцу возгордиться:
-- Подумаешь, зуб выбил черномазому! Да и остальные такие же
рохли! Нет, Гек, это семечки: цыкни на них построже -- сами разбегутся. Придет
пора, взрослым станешь. Кто на пути встретится? Если бомж с побитыми венами --
это одно, а ежели кто посерьезнее? Говорят, в спецслужбах таких крутяков
дрессируют, что любой из них и тебя и меня сожрет и костей не выплюнет... Где, в
Бабилоне? Нет, самому встречаться не доводилось... А может, и доводилось, на них
не написано. Пройдет мимо -- человек как человек...
Спецслужбы потому и спецслужбы, что на них не написано, кто они
такие. Ирония судьбы заключалась в том, что Патрик и Гек однажды, совершенно
случайно, сами того не подозревая, чуть было не попали в поле зрения спецотдела
Контрразведки, курируемого лично Господином Президентом. А дело было так...
Дэниел Доффер (для родных и самого себя -- Дэнни, для друзей --
Дэн), в свои двадцать шесть лет ставший заместителем начальника отдела в чине
майора (что соответствовало общевойсковому подполковнику, а значило еще больше),
был к тому же любящим сыном, дядей, братом, зятем и племянником. Он приехал
повидать родню, а сам служил, что называется, вдоль северных границ отчизны,
столь привлекательной для шпионов всех разведок мира. В тот год решал он одну
очень деликатную в своей шизофреничности задачу, поставленную лично Господином
Президентом: надо было отделить ущерб, нанесенный рыболовному хозяйству страны
каверзами природы (так называемым "Эль Ниньо"), от вредительской деятельности
вражеских -- читай: английских -- шпионов. Головой он работал хорошо, связи
покойного бати были в его карьере важным, но все-таки второстепенным фактором:
единственный сын генерал-полковника, бывшего командующего "лейб-гвардейских"
ВДВ, может попасть в сверхсекретную и привилегированную структуру, но преуспеть
в ней так же, по блату, -- нет и еще раз нет. Господин Президент собственного
сына турнул в МИД из Главного управления контрразведки (и стыдливо замалчиваемой
разведки) за регулярные пьянки и длинный язык.
Дэн Доффер пил очень умеренно, а болтал гораздо меньше, чем его
коллеги в среднем. Знал он свободно испанский, немецкий и китайский, а
физическая подготовка, благодаря отцу, фанатично преданному культу силы и
здоровья (что не помешало тому умереть в пятьдесят один год), позволила ему
трижды завоевать титул чемпиона по вольному бою среди всех родов и видов
вооруженных сил страны. Сыновья его сестры, у которой он гостил, гордились им и
во всем стремились подражать дяде-суперу. Со скромностью и умением сливаться с
фоном дело у них обстояло неважно, но использовать бокс и карате для битья морд
они наловчились хорошо: шестнадцатилетний Антуан, младший -- пятнадцатилетний
Борис и закадычный друг Антуана, их двоюродный брат по отцу, шестнадцатилетний
Робер, в окружении нескольких приятелей ежевечерне пропадали на танцплощадке в
соседнем парке и вот уже две недели как перестали нарываться на драки: желающих
больше не находилось. Однажды они вернулись с танцплощадки раньше обычного,
танцы отменили, вернулись без девиц (мама слишком часто в окно сечет) и теперь
стояли возле решетки-ограды, глядя на окружающий день, который вот-вот собирался
обернуться вечером. Улица была малолюдна и скучна. Вот из-за поворота вывернул
прохожий в их сторону, и когда он подошел поближе -- видно стало, что это
мальчишка. Лет четырнадцати-пятнадцати. Его развинченная походка, наглый взгляд,
дешевая, с потугой на моду одежда безошибочно выдавали выходца из социальных
низов. Проходя мимо ограды, он шмургнул носоглоткой, как бы вытягивая сопли в
полость рта, и плюнул в воздух. Жирный харчок шмякнулся на чугунную узкую
перегородку и повис, резиново качаясь на осеннем ветру.
-- Эй ты, свинья! Да-да, ты! Будь добр, очень тебя прошу, слижи
обратно свое добро. И не отказывайся, иначе я тебя накажу!
-- Кого? Меня? -- Гек ссутулился, скривил лицо и оттопырил
нижнюю губу, в классической манере юного уличного подонка. -- Я ошибся или
действительно тут кто-то тявкает? -- Он ссутулился еще больше и приложил ребро
полусогнутой ладони к уху.
Борис внезапно прыгнул вперед, опередив нарочито медлительного
Робера, чтобы пинком сбить с ног наглого вонючего уродца... Серое блеклое небо
стукнуло его в лоб, но загудел почему-то затылок: он попытался встать и опять
повалился навзничь. Он ощутил боковым взором движение и повернул голову. Прямо
на него и в то же время сквозь него смотрел стоящий на четвереньках Антуан: из
обеих ноздрей на разбитые губы лилась кровь, он мычал нечто нечленораздельное,
судорожно пытаясь вдохнуть своими легкими свежую порцию воздуха.
"Где Робер... и где плевака?.." Мысли тяжело и медленно
двигались в голове, Борис приподнялся на локтях и оглядел поле битвы: метрах в
двадцати качалась спина уходящего чужака, Робер скрючился в позе эмбриона,
однако в отличие от последнего он катался по земле и громко выл. (Его потом
пришлось везти в больницу с чудовищно распухшей мошонкой и долго прикладывать
компрессы в места лечебных уколов.)
В этот миг мама обоих братьев глянула в окно и пронзительно
закричала, тыча пухлым пальцем, не в силах связно объяснить свои эмоции. Дэнни в
момент оценил ситуацию и рванул по лестнице вниз, на улицу, на ходу крикнув о
карете скорой помощи. Он был слишком опытным и знающим профессионалом, чтобы,
наскоро осмотрев их, не понять -- здоровье и жизнь мальчиков вне опасности. Он
прикинул, выбрал взором Бориса и, подняв наизготовку руку с прямым указательным
пальцем, крикнул ему в ухо:
-- Кто? Куда побежали?
Борис среагировал на громкий голос и показал в сторону Гека:
-- Вон тот...
Гек успел уже отойти метров на девяносто, оставалось еще почти
семьдесят до угла, на котором возле урчащего мотора, невидимый за кустами, с
биноклем в руках его ждал Патрик.
Дэнни, не колеблясь, кинулся вдогонку. Он только что провел
легкий тренинг и все еще был одет в спортивный костюм и спецкеды с
металлическими носами под слоем обычной резины. Гек ускорил шаг и почти достиг
перекрестка, но, почувствовав, что неизвестный уже рядом и так просто не уйти,
развернулся и прямым левым достал мужика в правую скулу. Тот зашипел от
неожиданности, но дорогу Геку успел перегородить. Двигался он весьма проворно и
ловко. Гек не мог заставить себя изображать малолетнего придурка -- он вдруг
заволновался: и удар у него слабый получился, и путь отрезан, и мужик взрослый
больно, здоровый, в смысле, и полиция того и гляди появится...
-- Стой, не вздумай двигаться, сделаю больно. Если есть нож,
кастет, свинчатка -- клади на землю...
-- Эй ты, лбяра заунывная! Ну что, что к мальцу пристал?
Маньяк, что ли? Дак быстро в полицию-то сдам! -- Гек и не заметил, как рядом
возник Патрик. Патрик также был простецки одет, рыжую шевелюру прикрывала
старомодная кепка-лондонка, а то, что оставалось открытым на шее и висках, в
сгущавшихся сумерках как рыжее не воспринималось.
Дэнни, понимая, что перед ним взрослый сообщник, тотчас
переключился на него и провел свою "коронку" -- почти одновременный удар
ногой-рукой и снова рукой. То ли он почуял перед собой противника, то ли не
захотел долго возиться -- когда еще полиция приедет, -- но включился он на
полную мощность и скорость. В реальных условиях реальной защиты от такого
"катамарана с довеском" не было. Однако обе руки его взболтали пустоту, а нога
несильно шаркнула по... брюкам, видимо.
После этого Дэнни очнулся; полицейский осторожно хлопал его по
щекам:
-- Алло, господин хороший, где вы живете? Вы слышите меня?
-- Теперь слышу, -- неожиданно для полицейского сильным голосом
отозвался Дэнни, -- а до этого не слышал, без памяти был.
При свете фонаря он успел заметить время на часах у
полицейского -- минуты две, не больше прошло с момента стычки...
-- Кто-то меня ударил, а кто и почему -- не пойму! Пробежку
вечернюю делал, вот и добегался... -- предвосхищая все сентенции полицейского,
подытожил Дэнни.
-- ...Нет, не запомнил, нет, ничего не пропало, кроме
аппетита... Спасибо, я в полном порядке, сам дойду -- мне во-он туда, всего
ничего -- полтораста метров от дома. -- Он выглянул на проезжую часть: перед
домом никого уже нет, только мигалка скорой помощи. Полицейский с облегчением
козырнул, залез в желто-синий мотор, и его напарник нажал на газ...
-- Ну что, Дэнни, догнал ты этих мерзавцев? -- схватила его за
руку сестра. -- Ой, да ты дрался! Весь костюм в грязи и подбородок опух... Я
немедленно вызываю полицию!
-- Мария! -- Сестра была старше его на восемь лет, и он
презирал ее за глупость. -- Звонить никуда не надо. Я уже выяснил почти все, а в
остальное подключу свои каналы. И рассказывать никому ничего не надо. Ты поняла
меня? -- Последний вопрос он задавал безо всякой надежды на успех, сестренку
свою он знал.
-- А... а как же дети?
-- Вот ими я сейчас и займусь, расспрошу всех и обо всем.
Поставь, пожалуйста, чаю, и покрепче, ладно?
Мария Доффер, по мужу Альс, верховодила в доме, запихнув своего
благоверного под самый каблук (а ведь военный моряк -- и неплохой моряк!), но
трепетала перед своим "стальным" младшим братом. Она тотчас потрусила на кухню,
а Дэнни отправился наверх, опрашивать братьев Альс (Робера увезла скорая
помощь).
-- ...Подсечку ты грамотно провел, чисто. И завел ребятишек
тоже достаточно быстро. Но и все. Остальное на двоечку с минусом. -- Патрик
(нечастый случай) сидел за рулем, Гекатор на переднем сиденье, рядом с ним, --
они возвращались домой (Патрик -- к Мамочке Марго).
-- Ага, на двоечку с минусом! С чего бы так, может, на
четверочку?
-- С того. Один кричал -- аж оттуда слышно было. Так? Так.
Другой приложился бы затылком менее удачно -- и был бы жмур. А здесь не трущобы,
искали бы до упора. Это во-вторых. И почему ты того амбала достал только раз, да
еще как пушком погладил?
-- Ну, испугался, растерялся, тут ты прав. Он на лягавого был
похож чем-то. И держался... крепко.
-- Н-нет, не согласен. Лягавые -- они другие. Скорее
какой-нибудь задрипанный сэнсей с липовым даном и поясом. Или тренер из
отставников-сержантов. Видел, как он резво на меня конечности метал? Это ему не
новичков дурить. Но я тоже хорош -- пнул он таки меня в бедро. Не пойму: вроде и
тюкнул еле-еле, а синяк точно будет, болит, стерва! Именно что на двойку: глядя
на тебя, пентюха, и я расслабился-размагнитился. А в нашем деле никогда нельзя
распускаться и недооценивать противника, даже такого... Да не лапай ты бинокль
жирными пальцами. Ложи в футляр! Это не хухры-мухры -- цейсовский,
двенадцатикратный, не для того чтобы ты его царапал... А знаешь, Малек, что я
подумал: идея-то грамотная в его ударе была. Мы с тобой обязательно разберем
связочку ту...
* * *
-- ...Ну и что, что плюнул? Кто первый драку начал?.. Повторить
последовательность его действий можешь? На словах, естественно... Так... Еще что
можете вспомнить, герои...
Тем временем сестра собственноручно заварила, налила чай в его
любимую большую чашку и принесла наверх. Дэнни расплылся в благодарной улыбке,
подождал, пока она вышла, и продолжил распросы. Ребята, разом потеряв спесь и
веселую наглость, старательно отвечали. Он слушал, прихлебывая, -- пойло, не
чай. И заваривала правильно, и сорт хороший, но все испортила: набухала
неподогретого молока, и сколько туда чаю ни залей, все будет слабым и не
горячим.
Он был в растерянности все последующие дни, ни одного логичного
объяснения случившемуся подобрать так и не сумев. Никаких криминальных событий в
микрорайоне в тот вечер не было, он проверил через полицию. Ни его, ни мальчиков
не пытались ни ограбить, ни похитить, ни убить. Ребята пристали первые, факт, он
повадки своих племянников знал. Но и тот тип в кепке был явно не случаен. Но и
на провокацию неведомых разведок против него вся эта бессмыслица ну никак не
тянула. Но черт возьми, в конце-то концов! Хулиганы, что ли, такие пошли нынче?
Дэнни никак не мог выбросить из памяти недобрый, воистину черный взгляд
мальчишки и тот тускло-спокойный, что был у взрослого. Мужик подтерся им с такой
унижающей легкостью, что у Дэнни и сейчас сводило скулы от воспоминаний. Это был
самый настоящий бой, скоротечный, как и положено реальной боевой схватке. Что,
казалось бы, можно понять и увидеть за две-три секунды? Для профессионала,
опытного бойца и инструктора две секунды -- это половина вечности. В мужике он
не увидел почти ничего -- ни элегантной четкости движений, ни отличительных
признаков известных школ, ни даже стиля, почерка -- полные сумерки. И если бы не
ошеломляющий результат... Допустим, на секунду буквально допустим, что он мог
случайно пропустить удар неотесанного, но сильного человека. А промахнуться в
три точки каскадом, отработанным до уровня спинномозговых рефлексов, -- это как,
тоже случайность? И мальчишка: никогда и нигде не доводилось ему наблюдать
подобную резкость, с которой тот вдруг развернулся и с ходу нанес удар. Сильный,
кстати. А ребят, своих сверстников, даже постарше, ведь если все как следует
сопоставить, он разделал под орех за те же считанные секунды. И не сопливых
очкариков побил -- наши, конечно, зазнайки, но не без способностей. Да и сам он
-- голыми руками не возьмешь... гм...
По инструкции он был обязан сообщить по команде о случившемся,
написать максимально подробный рапорт-отчет (для аналитиков и архива),
подвергнуться положенному расследованию, тестированию на полиграфе и т. д. Он не
стал ничего этого делать -- обоими полушариями и спинным мозгом чувствовал, что
политики здесь нет, заговора нет. Но тот случай запомнился ему. Кстати, все же
он решил проверить -- может, он утратил на отдыхе боевые качества? В клубе ВДВ
его знали и любили, как часто любят детей своего бывшего высокого начальства,
если те -- нормальные трудовые ребята, не задаются и не вытирают ботинки о твою
голову. И официальная военная форма была ему положена от ВДВ -- батя настоял...
Дэнни за два дня провел восемь спаррингов -- косил всех как траву...
Побывка закончилась. В министерстве развернулась было очередная
реорганизация, да и затихла мало-помалу, торпедируемая саботажной солидарностью
чиновного люда. А потом грянуло долгожданное лето и вдруг напитало течение
Гумбольдта своим смертоносным теплом: подох бабилонский анчоус, за ним птица, за
нею -- эфемерное благосостояние рыбацкой семьи, а значит и финансовая
устойчивость кредитных институтов северо-западного побережья, а стало быть и
престиж Бабилонского государства, олицетворяемого своим великим Президентом.
Кровь из носу -- а надо было добывать доказательства закордонных происков,
закамуфлированных под стихийные бедствия. Дэн бросил на это все силы
подчиненного ему отдела и свои собственные. Ни поспать, ни поесть толком...
Однако нет-нет -- и заболит челюсть и заноет солнечное сплетение, в память о
диковинной драке. Странный, какой странный случай был...
А неугомонный Патрик продолжал пестовать своего многообещающего
Малька. Появились новые дисциплины в их обучении -- использование подручных
средств: ножей, разнообразных "утяжелителей", палок, веревок и огнестрельщины.
Бессмысленно пытаться научить или научиться всему одинаково хорошо, -- таков был
общий смысл объяснений Патрика. Важно усвоить смысл, принцип действия того или
иного устройства. Если, к примеру, в тебя (безоружного) целятся из
короткоствольного револьвера, то на открытом пространстве эффективнее всего
немедленно и резко драпать, смещаясь справа налево, с точки зрения угрожающего.
Почему? Потому что при коротком стволе прицельная дальность ничтожна. Далее, мир
в целом устроен для правшей, которым по жизни легче двигать глазами и
конечностями слева направо. Выбежав из зоны поражения, можно, если захочется,
принять ответные меры. Здесь такой фактор, как длина ствола, неизмеримо важнее,
чем марка ствола или его пристрелянность. А когда используешь дубину или
металлический прут -- понимай правило рычага, в этом ключ многих приемов... И
еще сопромат (чего? -- удивился Гек)... Всякий может наловчиться швырять ножи,
но если ты осознанно прикидываешь расстояние броска, выбрав мерою число его
вращений, ты научишься делать это быстрее и метче. А чтобы и сильнее при этом
было, -- опять же вспомни правило рычага и бросай на прямой руке... Все это не
заменит тренировок, но изрядно улучшит их результаты. Очень важно усвоить
основы, иной раз даже в ущерб деталям. Но детали можно забыть, а основы, раз
усвоив, никогда не забудешь. Кто умеет плавать, тот не разучится. Хоть через
двадцать лет. А навыки, определяющие квалификацию, восстанавливаются в считанные
дни. Патрик выражал подобные премудрости более корявым языком, но хотел сказать
он именно это. И Гек старался. Все чаще в спаррингах он доставал учителя, в
простоте своей полагая, что Патрик специально допускает это в виде поощрения.
Патрику приходилось применять весь свой опыт и талант, чтобы сохранять приличную
дистанцию, которая хоть и сократилась, но была еще велика по чисто объективным
показателям -- знания, мускулатура, вес и рост. Патрик хмурился, со своей
стороны полагая, что, может быть, это уже возрастные изменения наметились. В
такие дни он особенно свирепствовал на "общебандных" тренировках и на
"практических занятиях".
Дело шло к лету. Ноябрь в самом начале все еще прихватывал
ночами ледком по лужам, но декабрь, пресветлый днем и темно-серый, с рыжим
подпалом ночью, позволил цвести всем цветам, как Конфуций когда-то.
Сидели у Патрика в мастерской, под которую он приспособил
мансарду в Доме, на третьем этаже. Патрик, видимо предчувствуя приближение
очередного загула, разрешил себе и Геку разгрузочный день. Они болтали о том, о
сем. Патрик занимался починкой механизма часов с кукушкой -- механика была у
него чем-то вроде хобби, а Гек, равнодушный к железу, бездельничал, сидя на
верстаке, и ловил мух, которых в конце той весны очень уж много уродилось на
городских помойках. На улице накрапывал дождь, дул ветер, и фрамугу решено было
закрыть. Где-то через полчаса мухи закончились, и Гек, растоптав последнюю,
пошел мыть руки, не замечая пристального взгляда, которым сверлил его Патрик.
Патрик тоже встал, уложил надфили в футляр, а футляр на специальную полочку,
отстегнул фартук, вслед за Геком вымыл руки и присел к верстаку. Потом поискал в
старом ящике, забитом разной дребеденью, и извлек оттуда визитку Дяди Джеймса.
-- Гекатор, поди сюда.
-- Чего еще? -- насторожился Гек. Обращение по полному имени
сулило ему, как правило, внеплановые испытания и поручения.
-- Да не бойся, небольшая игра на пять минут. Тренировка на
чувство ритма.
-- Ага, небольшая! Сам же сказал, что сегодня отдыхаем!
-- В силе. Говорю -- пять минут займет, не больше.
-- Давай...
Патрик взял уголок визитки пальцами левой руки, правую сжал в
кулак, но два пальца -- большой и указательный -- растопырил в виде подковы так,
чтобы между ними было расстояние в два сантиметра. Свободный угол карточки он
поместил между краями подковки, потом вдруг пальцы левой руки разжал, а подковку
сомкнул. Визитка осталась в правой руке. Он повторил эту операцию несколько раз.
-- Можешь так?
-- Ну наверное, чего сложного-то? -- Гек взял карточку и
повторил.
-- Очень хорошо. Теперь я отпускаю, а ты ловишь. Фальстарт не
считается, когда ты хватаешь еще не отпущенную карточку. Поехали.
Первый раз Гек промахнулся -- карточка проскользнула между
пальцев. Гек обругал себя мысленно и сосредоточился. Вторую карточку (имея в
виду вторую попытку с той же карточкой) он поймал. И третью. Четвертая, пятая,
шестая попытки удались. Седьмую он прошляпил, с восьмой по десятую поймал.
Патрик, видимо недовольный им, помрачнел.
-- Повторим. -- Из следующего десятка Гек поймал все десять. --
Сиди здесь, я сейчас подойду. -- По-прежнему насупленный, он вышел из
мастерской, а Гек, недоумевая, остался ждать.
Патрик выдернул Мамочку Марго из телефонного разговора и почти
потащил в спальную комнату. Там он заставил Марго взять любую из визиток таких
же размеров (5Є9 см) и велел ей отпускать визитку, сам же взялся ловить. Из
десяти он поймал две. Из следующего десятка тоже две. Из следующего десятка три.
Но это был потолок. Из тридцати следующих попыток, не считая фальстартных,
удачными оказались девять. Отсюда следовало два основных вывода: первый -- у
него самого великолепнейшая скорость реакции, с годами не утраченная, плюс
умение предугадывать действия партнера. Второй -- Малек ненормален. В свое время
высоколобые собратья по освободительной борьбе ему объясняли, что этот тест
иллюстративный, показывающий границы скорости распространения нервных импульсов.
И карточка, и мухи на лету, и его достача на спаррингах -- совпадениям места не
оставалось: Малек имеет феноменальные, неправдоподобные данные... А значит,
Патрик правильно сообразил и не случайно остановил свой взор именно на нем...
