Даосизм – национальная религия Китая, которая наряду с этико-политическим учением конфуцианства и пришедшим из Индии буддизмом составляет так называемую триаду учений (сань цзяо), которые и лежали в основе духовной культуры Китая на протяжении тысячелетий. Однако, сказать о даосизме только это – значит ничего не сказать. Ибо слово “даосизм” вызывает у человека, знакомого с китайской культурой, самые разнообразные и разнородные ассоциации. Это и стремление к единению с природой, возвращению к первозданной простоте, естественности, отображенное во множестве поэтических текстов и живописных свитков. Это и глубина философских размышлений о сущности бытия и внутренних принципах его вечного движения. Это и таинства даосской алхимии, направленной на создание эликсира бессмертия. И, наконец, это сам человек, следующий даосскому учению, – созерцатель-подвижник и обескураживающий парадоксами юродивый, мыслитель и поэт, политик и ученый.
Столь же сложной, многогранной, как и сам даосизм, является и его история, как бы воплотившая в себе принцип единства многоразличного. Говоря о китайской культуре, мы привыкли рассматривать ее как некий монолит, нечто единое и цельное. Однако, это совершенно неверно применительно к китайской древности. Подобно тому, как сам Китай (тогда царство Чжоу) был разделен, начиная со второй половины первого тысячелетия до н. э. и до iii в. до н. э., когда была создана единая империя, на множество отдельных, враждовавших между собой царств, так и культура его являла собой картину значительного многообразия; существовало несколько типов культур, только позднее сплавленных в великом общекитайском синтезе. В наибольшей степени отличались друг от друга культуры севера и юга Китая. Если для севера, давшего начало конфуцианству, характерно внимание к этической проблематике и ритуалу, рассудочное стремление к рациональному переосмыслению архаических основ цивилизации, то для юга (царство Чу, южная часть бассейна реки Янцзы) – господство стихии мифопоэтического мышления, процветание экстатичности шаманских культов. И даосизм, созревший видимо в лоне южной традиции, соединил в себе материнскую стихию экзальтированной архаики юга и отцовскую стихию рационального севера. Первая дала ему содержание, вторая наделила формой, предоставив созданный ею философский способ освоения творческих потенций. Без южной традиции даосизм не стал бы даосизмом, без северной – не сумел бы сказать о себе языком великой культуры и книжной образованности.
К iv – iii вв. до н. э. даосизм из стихии архаических культов и неупорядоченных мировоззренческих представлений выступает на сцену китайской культуры. Он сразу же заговорил о себе языком философии, но философии, не чуждавшейся притчи, языком мифологического образа, переосмысленного в духе новой эпохи, языком вызывающего изумление парадокса. Первым даосским философом (а иногда и основателем даосизма) традиционно считается Лао-цзы (Ли Эр, Лао Дань), живший, по преданию, на рубеже vi – v вв. до н. э. Перед тем, как уйти навсегда из Китая на запад, он оставил у начальника заставы Инь Си (Гуань Инь-цзы) изложение своего учения под названием “Дао-дэ цзин” (“Каноническая книга о пути Дао!! и его благой силе де”). Однако, Лао-цзы уже в древности казался фигурой полу мифической, а его прозвание (Лао-цзы означает или Престарелый мудрец, или даже Престарелый ребенок) открыло широкие возможности для мифотворчества. Так, одна из легенд говорит, что он пробыл в утробе своей матери 81 год и родился уже мудрым старцем, за что и получил свое прозвище.
На рубеже новой эры Лао-цзы под именем Лао Цзюнь – Престарелый государь – был обожествлен в качестве воплощения первоначала мира – великого Дао Пути, а его книга получила статус текста откровения. Оставляя открытым вопрос об историчности прототипа легендарного Престарелого ребенка, отметим только, что большинство ученых считает, что в любом случае он не мог быть автором “Дао-дэ цзина”, который написан не в vi – v, а в iv – iii вв. до н. э. Но о чем же возвещает откровение Лао-цзы, чему учит “Дао-дэ цзин”? “Путь, который можно пройти, не есть настоящий Путь. Имя, которое можно назвать, не есть постоянное Имя. Безымянное – Неба и Земли начало. Именуемое матерью сущего стало. В неявном тайну вещей созерцать стремись, а в явном – предел бытия созерцать стремись. Те двое родятся вместе, но их имена различные. Их вместе назову я Сокровенным. И Сокровенное вновь Сокровенным стало. Таковы врата всех тайн”, – говорится в первом разделе (чжане) “ Дао-дэ цзина” (§ 1). Прежде всего, здесь речь идет о едином первоначале всего сущего – субстанции и одновременно мировой закономерности Дао (досл. – “Путь”). Это понятие дало название и всему даосизму (кит. Дао цзяо – “учение Пути”). Впрочем, ничего собственно даосского в самом понятии Дао нет. Это одна из важнейших категорий всей китайской культуры. Специфично лишь ее осмысление даосизмом. Если в конфуцианстве Дао – путь нравственного совершенствования и правления на основе этических норм, то в даосизме Дао космологизируется, приобретя значение высшего первопринципа, мировой субстанции, источника бытия, всего сущего. Здесь же следует добавить, что ни автор “Дао-дэ цзина”, ни другие древние даосы свое учение даосизмом не называли. Это название появляется позднее в исторических сочинениях для обозначения философии Дао пути и закрепляется в ходе объединения различных даосских направлений в рамках единой религии. Точнее, речь должна идти об их осознании себя представителями единой религии, поскольку полного объединения не было и даосизм всегда существовал в виде отдельных школ и направлений.
Но вернемся к “Дао-дэ цзину”. В первом его разделе, говорится о двух аспектах Дао: именуемом и не именуемом, порождающем вещи и “вскармливающем” их. Последнее позже получает название дэ – благой силы Дао, его энергии. Весь мир оказывается как бы проявлением, развертыванием Дао, Путем, воплощенным в сущем. Каждая вещь, дойдя до предела своего созревания, вновь возвращается в сокровенную глубину первопринципа Дао. Однако, человек может сходить с этого Пути, отступать от него, нарушая первозданную простоту естественности как своего бытия, так вселенной. Проявляется это и в приверженности к многознанию, созданию усложненных социальных институтов. Призыв “Дао-дэ цзина” – возвращение к изначальной природе, опрощение и естественность. И выражен этот призыв прежде всего в понятии “недеяние”(у вэй). Впрочем, он отнюдь не означает бездействия, оцепенелого квиетизма. Точнее, у вэй означает отказ от нарушения собственной природы и природы сущего, отказ от несообразной с природой, основанной исключительно на эгоистическом интересе субъекта, целеполагающей деятельности и вообще снятие всякой изолирующей субъективности во имя включенности в единый поток бытия.
Важно отметить, что в средние века призывы возвращения к естественности нередко становились лозунгами мощных крестьянских восстаний, руководимых той или другой даосской сектой: ведь природа не знает неравенства и угнетения, равно как и государственных институтов. Так формировалась даосская утопия с ее идеалом “великого равенства-благоденствия” (тай пин), восстанавливающего не только социальную справедливость, но и утраченную мировую гармонию. Кроме Лао-цзы, вспомним и другого даосского мыслителя – Чжуан-цзы (iv – iii вв. до н. э. ), автора трактата, названного поего имени. Впрочем, “Чжуан-цзы” даже не хочется называть сухим словом “трактат”: так много в нем парадоксов, притч, эксцентричных и мифологических образов, перетолкованных в духе даосской философии, и литературного блеска. Приведем два примера. Первый – описание “божественных людей”, прообразов будущего идеала даосской религии – бессмертных, живущих на горе Мяогуе. Их кожа бела, как снег и лед, а красота подобна красоте “девы из терема”. Они питаются только ветром и вкушают лишь росу, делают урожаи обильными, а животных здоровыми. И при великом потопе, когда вода зальет мир, и в великую сушь, когда расплавятся даже камни, они не погибнут. А из праха из-под их стоп можно вылепить множество людей, подобных Яо и Шуню – героям конфуцианства, образцам морали и гуманного правления.
Второй пример – космогонический миф (миф о происхождении мира), помещенный в контексте даосского учения о вмешательстве в природу вещей как источнике гибели и разрушения. В мифе рассказывается, что был некогда император Центра Хаос (Хуньдунь).
В гостях у него часто бывали император Севера Поспешный и император Юга Внезапный, и Хаос хорошо угощал их. Они решили отблагодарить его за это. Хаос был безвиден, тогда как у всех людей есть семь отверстий (ноздри, уши, рот, глаза). И императоры в благодарность Хаосу стали сверлить ему каждый день по одному отверстию. На седьмой день Хаос умер. Есть в “Чжуан-цзы” и антитехнократические выпады, удивительные для глубокой древности, но актуально звучащие ныне. В одном фрагменте рассказывается о крестьянине, который предпочел ручной труд техническому приспособлению, чтобы не получить “машинное сердце и не превратиться в машину”. В другом говорится об осуждении мудрецом Гуан Чэнцзы знаменитого Желтого императора (Хуан-ди) за то, что тот, пытаясь управлять силами природы, нарушил чередование сезонов и правильное выпадение осадков. Несомненно, что “Чжуан-цзы” – шедевр не только китайской классической философии, но и мировой литературы. Для мировоззрения “Чжуан-цзы” огромное значение имела концепция “уравнивания сущего” (ци у), согласно которой мир представляет собой некое абсолютное единство. В нем нет места четким границам между вещами, все слито друг с другом, все присутствует во всем. В этом мире нет никаких абсолютных величин, ничто само по себе не является ни прекрасным, ни безобразным, ни большим, ни малым, но все существует только относительно чего-то другого и в теснейшей внутренней связи и взаимообусловленности с ним. Отсюда и знаменитый релятивизм “Чжуан-цзы”. Однако, даосизм не был бы религией, если бы не ставил перед собой цели указать путь к сверхъестественному совершенству. Таким путем и стало сформировавшееся к началу нашей эры учение о бессмертии и путях его обретения. Для традиционной китайской культуры нехарактерна вера в бессмертие души.
Реальным признавалась только единая психофизическая целостность живого существа. Сам дух понимался вполне натуралистически: как утонченная материально-энергетическая субстанция – пневма (ци). После смерти тела она рассеивалась в природе. К тому же даосизм унаследовал от шаманизма учение о множественности душ – животных (по) и мыслящих (хунь). Тело выступало единственной нитью, связывающей их воедино. Смерть тела приводила к разъединению и гибели душ. Поэтому уже в глубокой древности огромное значение придавалось средствам продления физической жизни, а долголетие (шоу) стало одной из важнейших ценностей китайской культуры.
Постепенно возникла вера в возможность обретения бессмертия через употребление особых снадобий растительного или минерального происхождения. Существовали и представления о наличии в океане особых островов, населенных бессмертными, а знаменитый император, объединитель Китая Цинь Ши-хуан (iii в. до н. э. ), даже посылал морскую экспедицию с целью отыскать такой остров. Однако, даосизм не удовлетворился идеалом простого физического, пусть и бесконечного, продления жизни. Истинный даосский бессмертный (сянь, шэньсянь) в процессе движения по пути бессмертия радикально трансформировал, преображал свое тело, которое, согласно даосскому учению, приобретало сверхъестественные силы и способности: умение летать по воздуху, становиться невидимым, одновременно находиться в нескольких местах и даже сжимать время. Радикальной трансформации подвергалось и сознание в процессе занятия даосской медитацией: бессмертный в полной мере ощущал и переживал даосскую картину мира, реализовывая идеал единства (единотелесности) со всем сущим и с Дао как таинственной первоосновой мира. Даосизм выделял три основных типа бессмертных: 1) Небесные бессмертные, восходившие на небо и становившиеся небесными чиновниками во дворцах Полярной звезды и созвездия Большой Медведицы; 2) земные бессмертные, оставшиеся на Земле и жившие или на священных “знаменитых горах” (мин шань), или в особых “пещерных небесах” (дун тянь), напоминавших параллельные пространства современной фантастики, особенно романов К. Саймака; 3) бессмертные, “освободившиеся от трупа”, т. е. святые, преобразившие свою плоть через смерть и последующее воскресение.
Вера в “освобождение от трупа”, несомненно, восходила к архаическим обрядам посвящений, предполагавшим веру в мистическую смерть и воскресение к новой жизни в процессе совершения обрядов. Интересно, что, по свидетельству католических миссионеров, вера в “освобождение от трупа” препятствовала китайцам даосам принять христианство, поскольку в воскресении Христа они не видели никакого чуда.
Путь к бессмертию по даосскому учению предполагал занятия сложными методами особой психофизической тренировки, во многом напоминавшей индийскую йогу. Она включала в себя как бы два аспекта: совершенствование духа и совершенствование тела. Первый заключался в занятиях медитацией, созерцании Дао, единства мира и единства с миром и с Дао самого практикующего.
Применялись и различные сложные визуализации божеств, символизирующих собой особые, более высокие, нежели профанические, состояния сознания. Второй заключался в особого рода гимнастических ( Дао инь)и дыхательных (син ци) упражнениях, соблюдении принципов своеобразной сексуальной гигиены (для поддержания энергетического баланса организма) и занятиях алхимией.
Собственно алхимия и считалась высшим путем к обретению бессмертия. Алхимия разделялась даосами на два типа: “внешняя” (вайдань) и “внутренняя” (нэй дань). Из них только первая являлась алхимией в собственном смысле этого слова. Она предполагала создание в реторте как бы модели космоса, в котором под действием огня вызревает эликсир бессмертия.
Иногда функцию эликсира могло выполнять волшебное алхимическое золото, полученное, как верили даосы, в процессе превращений других металлов. Главное отличие китайской алхимии от европейской – ее исходная теснейшая связь с медициной: в китайской алхимии даже золото “изготовлялось” как эликсир бессмертия. Вместе с тем, в состав даосских эликсиров очень часто входили различные ядовитые вещества(ртуть, свинец, мышьяк и др. ), в результате чего некоторые приверженцы алхимии умерли преждевременной смертью. Не избежали этой участи и некоторые императоры, стремившиеся к обретению бессмертия. И тем не менее, даосскими алхимиками был накоплен ценнейший эмпирический материал в области химии и медицины, значительно обогативший традиционную китайскую фармакологию.
К x в. “внешняя” алхимия пришла в упадок и ей на смену пришла “внутренняя” алхимия. Она представляла собой алхимию лишь по названию, поскольку в действительности была ничем иным, как упорядоченным комплексом сложных психофизических упражнений, направленных на трансформацию сознания адепта и изменение ряда его физиологических параметров. Не случайно поэтому “внутреннюю” алхимию называют иногда “даосской йогой”.
Однако, она заимствовала у собственно алхимии ее терминологию, способы описания практики, сделав названия минералов и веществ символами психофизических процессов и структур. Это привело к тому, что на первый взгляд трудно отличить собственно алхимический текст от трактата “даосской йоги”. Последователи “внутренней” алхимии исходили из положения о полном подобии микрокосма и макрокосма, человеческого тела и Вселенной.
А раз в теле человека есть все, что есть в космосе, то нет никакой необходимости создавать его модель в тиглях и ретортах: само тело является такой моделью. Следовательно, можно создать новое бессмертное тело из веществ, соков и энергий собственного тела. При этом данные субстанции были через процедуру символического соотнесения уподоблены веществам“внешней” алхимии. Особое значение в практике “внутренней” алхимии уделялось управлению энергиями, протекающими согласно ее теории по особым каналам (цзин) тела, аналогично меридианам акупунктуры, и накапливающимися в особых резервуарах – “киноварных полях”(дань тянь), напоминающих чакры индийской йоги. Всего выделялись три таких “поля”: в голове, в районе солнечного сплетения и ниже пупа. При этом нижний центр считался основным. Управление же энергиями достигалось посредством соединения дыхательных упражнений с концентрацией сознания и визуализацией упомянутых парафизиологических структур.
Большинство этих упражнений весьма близки упражнениям и сегодня выполняемым в рамках дыхательной гимнастики ци гун. Подобно “внешней” алхимии“внутренняя” алхимия также дала большой материал для китайской медицины; многое из этого наследия и сейчас пристально изучается врачами и психологами КНР. Вся даосская литература: философские тексты, сочинения по религиозной практике, книги по магии и астрологии были со временем собраны воедино и составили гигантского объема “Сокровищницу Дао”, или “Даосский канон” (“ Дао цзан”), окончательно сформировавшийся в xv – xvii вв.
Его тексты являются ценнейшим источником для изучения всех аспектов даосизма и исследуются учеными многих стран мира, в том числе и нашей страны. Как уже говорилось, даосизм исторически существовал в виде отдельных школ и направлений. Наиболее известной из них является школа Небесных наставников, или школа Пути истинного единства (Чжэн и Дао), созданная в середине ii в. даосским магом Чжан Даолином. Согласно легенде, на горе Хэминшань (современная пров. Сычуань) ему явился обожествленный Лао-цзы и объявил его небесным наставником – своим наместником на земле.
Для этой школы характерна развитая практика богослужений – литургий, наделенных сложным символическим значением. Они проводились для обновления стихий космоса и являли собой как бы алхимическое действо, представленное в виде религиозного ритуала.
В iv в. появились школы Маошань и Линбао, придававшие большее значение отшельничеству и личному самосовершенствованию.
В xii в. в даосизме происходит своеобразная реформация, приведшая к появлению новых школ, важнейшая из которых – школа Учения совершенной истины (Цюань чжэнь цзяо) – остается ведущей в даосизме и поныне. Эта школа особенно подчеркивает необходимость нравственного совершенствования, занятия медитацией по образцу буддийской школы Чань (дзэн), требует от духовенства безбрачия и принятия монашеских обетов. Из этой школы вышел знаменитый монах Чанчунь (xiii в. ), встречавшийся с Чингисханом и пытавшийся наставить возжелавшего бессмертия монарха на путь соблюдения даосских этических норм. Чанчунь является также основателем Байюньгуаня – Монастыря белых облаков в Пекине, в настоящее время являющемся центром даосизма в КНР. Впрочем, монашество и монастыри не были органически присущи даосизму и возникли в нем во многом под влиянием буддизма. Более того, ряд даосских школ не признает института монашества и требования безбрачия. Однако, преобладание, начиная с позднего средневековья, в даосизме школы Учения совершенной истины обусловило господствующие позиции именно монашеского даосизма в поздний период его истории.
Даосизм остается живой религией и в настоящее время. В 1957 г. в КНР была создана Всекитайская ассоциация последователей даосизма (Чжунго Дао цзяо сехуэй). Закрытая во время“культурной революции”, Ассоциация возобновила свою работу с1980 г. Ее председателем является один из старейших и авторитетнейших даосских монахов Ли Юйхан. Центр Ассоциации – Байюньгуань в Пекине, кроме него в стране действуют и другие многочисленные храмы и монастыри этой школы. Ассоциация издает свой журнал, ведет религиозную, проповедническую и научную работу. В частности, она планирует издать выполненное даосскими учеными исследование истории даосизма. Даосизм оказал значительное влияние на все аспекты духовной культуры Китая, и без знания его невозможно по-настоящему понять ни литературу, ни искусство, ни традиционную науку Китая. Глубоким было влияние даосизма и на другие страны дальневосточного культурного ареала: Корею, Японию, Вьетнам, образованные люди которых знали и ценили классические тексты даосизма, прежде всего, его философские памятники. Таким образом, даосизм значим не только для китайской культуры. Он внес свой вклад и в культуру сопредельных стран, а также, разумеется, и в общекультурный фонд всего человечества.